Л. Г. Панова
ГРЕХ КАК РЕЛИГИОЗНЫЙ КОНЦЕПТ
(НА ПРИМЕРЕ РУССКОГО СЛОВА «ГРЕХ»
И ИТАЛЬЯНСКОГО «РЕССАТО»)
Из сборника Логический анализ языка: Языки этики / Отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко, Н. К. Рябцева. – М.: Языки русской культуры, 2000. – 448 с. С. 167–177
Перед лингвистом, взявшимся за описание религиозной лексики, неизбежно встанет дилемма — с каких позиций ее описывать? С одной стороны, о словах типа «грех», «исповедь», «молитва» какие-то представления (пусть даже самые поверхностные) есть практически у любого носителя языка. Но с другой стороны, полное знание о них, а уж тем более умение ими пользоваться, можно ожидать только от верующего человека. Дилемма эта возникла, конечно же, только в XX веке, когда общество предоставило человеку свободу вероисповедания.
Раскол в умах и настроениях современного общества относительно религии явственно ощутила на себе и современная лексикография. Существуют по меньшей мере два подхода к описанию религиозной лексики. Проиллюстрируем их на примере дефиниций для слова «грех», выполненных в разных традициях.
«Упрощенное» знание о слове «грех» дают словари русского языка советского периода: начиная с Толкового словаря Ушакова в них использовалась одна и та же формула:
'У верующих — нарушение религиозно-нравственных предписаний (религ.)'[1].
Обратим внимание на то, что слово «грех» определяется через 'нарушение'; тем самым оно приравнивается к интерпретационным словам. Слабость подобных определений — уже в том, что они хорошо согласуются только с простыми случаями типа Самоубийство — грех (пример из [1]) и не согласуются со сложными случаями типа Убийство царской семьи — это грех, который тяжким бременем лежит на народной совести (из телевизионных сообщений июля 1998 г.). А это доказывает, что семантически слово «грех» устроено несколько сложнее[1].
Примерно с таких же позиций выполнено толкование английского слова «sin» в одной из последних книг А. Вежбицкой, ср.
X knew that it was bad to do it [X знал, что плохо делать это]
X knew that God wants people not to do things like this [X знал, что Бог не хочет, чтобы люди делали такие вещи, как эта]
X did it because X wanted to do it [X сделал это, потому что он хотел сделать это]
This is bad [Это плохо] [2:280-281].
И в этом толковании семантическая структура слова «грех» упрощена: такие классические случаи прегрешения, как опущение (т.е. неделание чего-либо) или уныние (т.е. состояние), не согласуются с акциональным глаголом do и оценочным прилагательным bad.
Словарные определения, выполненные в традициях испанской, итальянской и французской (а также британской) лексикографии, напротив, максимально приближаются к католической доктрине. Это значит, что слова типа «грех» рассматриваются как «носители» и «выразители» религиозных концептов, ср. определение «péché» ('грех') во французском словаре Trésor Française:
Relig. [dans les relig. monothéistes, en partic., dans la tradition judéo-chretienne] 'Acte libre par lequel l'homme, en faisant le mal, refuse d'accomplir la volonté de Dieu, se séparant ainsi de Lui' [Религ. [в монотеистических религиях, особенно в иудео-христианской традиции] 'Свободный акт, посредством которого человек, совершая зло, отказывается выполнять волю Бога, (тем самым) отделяя себя от него']
Обратим внимание на то, что в этой и ей подобных дефинициях дополнительно к компоненту 'нарушение' (присутствующему в скрытом или явном виде) содержатся характеристики и оценки, соответствующие католическому вероучению. В обязательный набор отличительных признаков греха входят следующие: грех совершается сознательно, оценивается как зло и оскорбление Богу (этот набор признаков есть и в толковании А. Вежбицкой); наконец, в результате совершения греха человек лишается Благодати (или отделяет себя от Бога). На этом пути лексикографа подстерегает другая опасность — усложнить толкование и подменить представления, сложившиеся в языке, чисто энциклопедическими сведениями[2].
Поскольку первый подход, очевидно, исчерпал себя, а второй еще срывает в себе неиспробованные возможности, мы предлагаем описание двух лексем, русской «грех-1.1» и итальянской «peccato-1.1», как двух религиозных концептов. При этом в поле зрения мы будем держать не только два языка, но и две культуры. Мы исходим из того теоретического положения, что значения слов до какой-то степени обусловлены типом культуры. Применительно к разбираемым словам это означает следующее. Зная, что православие и католичество являются двумя наиболее древними и наиболее последовательными христианскими конфессиями, можно заранее предсказать то общее, что есть в семантике слов «грех» и «peccato». С другой стороны, зная о почти что тысячелетнем периоде со времени разделения этих двух церквей (с 1154 г.), можно смело ожидать и наличие семантических различий между ними.
В наши задачи входило создание такого концепта, который представлял бы собой идеальную модель, годную не только для нашей эпохи. А значит, что при сопоставлении двух лексем мы ориентировались не только на корпус современных примеров (хотя, безусловно, преимущество отдавалось ему), но и на подборку примеров различных исторических словарей. На это нам могут заметить, что в разные времена содержательное наполнение этого понятия менялось. Так, средневековый человек стремился к воздержанию от греха, ср. I buoni si guardano di peccare per amore della virtude, i malvaggi si guardano per paura della репа (Latini, пример [4]) [Хорошие люди воздерживаются от греха из-за любви к истине, плохие — из-за страха наказания]. В Новое время светская мысль кардинально переосмыслила понятие греха: теперь уже грех воспринимается как неизбежность, от которой никто не застрахован, ср. Se ‘l рессаr é sí dolce/ е ‘l поn рессаr sí necessario, oh troppo / imperfetta natura / che repugni a i legge; / oh troppo dura legge / che la natura offendi! (Guarini, пример из [4]) Если грешить так приятно (досл. сладостно), а не грешить так необходимо, (значит) или слишком несовершенна природа, отвергающая закон, или слишком жесток закон, оскорбляющий природу]. Однако же сочетаемость этих двух лексем, особенно «peccato», если и менялась, то очень незначительно. А поскольку концепт выводится на основании сочетаемости слова, то мы имеем право рассматривать «грех» и в диахроническом аспекте.
По поводу русского языка хочется также сделать одно общее наблюдение, касающееся сочетаемости: в древнерусских текстах, в церковных текстах (на церковно-славянском языке), в текстах современного русского языка имеется один и тот же тип семантических партнеров; однако, лексическое их выражение может меняться не только от эпохи к эпохе, но и зависеть от того, церковный это текст или светский, ср. Почто, душе моя, грехами богатееши (Стихи покаянные, XVI в.; к разделу Многократное совершение грехов). При этом в церковно-славянских и древнерусских текстах лексические партнеры наиболее эмоциональны и красочны, с явной установкой на то, чтобы отвратить человека от совершения греха. В итальянских текстах, скорее, прослеживается обратная тенденция: преобладают устойчивые сочетания.
И католическое, и православное вероучение во многом опирается на новозаветное понимание греха. Небольшой экскурс в историю формирования этого понятия в древнегреческом языке поможет нам наметить необходимые и достаточные элементы для толкования этого слова. Итак, в текстах Нового Завета вырабатывались лексические средства для обозначения христианского греха. Среди них было много переосмысленных юридических терминов с ярко выраженной идеей нарушения закона или морали: помимо ‘αμαρτία ('промаха', 'ошибки' и собственно 'греха'), в этом значении использовались παράβασις и παράπτωμα ('преступление'), α̉νομία ('беззаконие' или действие, противоположное закону), α̉δικία ('неправота' или действие, противоположное идее справедливости) (см. [5]), ср. определение Иоанна Богослова — ‘η ‘αμαρτία ε̉στίν ‘η α̉νομία [грех есть беззаконие] (1 Ин. 3:4).
Новозаветное понимание греха имеет целый ряд отличий от ветхозаветного. Прежде всего, в Новом Завете субъектом, совершающим грех, является человек, и ответственность за него также лежит на человеке. Напомним только, что в самых первых книгах Ветхого Завета грех совершался народом и расплачивался за него также народ (здесь можно упомянуть такие библейские эпизоды, как Потоп, Содом и Гоморру).
Далее, если в Ветхом Завете заповеди носили характер запрета, табу, то в Новом Завете они носят характер предписания. Это значит, что христианская мораль уже не ограничивается заповедями. К ним добавляются, в частности, проповеди Иисуса Христа и притчи. Это новое вероучение требует от человека не только знания того, что относится к добру и злу: знать нужно 10 заповедей (главные из которых — возлюби Господа твоего и возлюби ближнего своего как самого себя) и перечень смертных грехов (окончательный перечень формируется только в средневековом богословии). Проповеди же и притчи требуют понимания того, что хорошо и что плохо. Таким образом, христианство представляет человеку свободу воли, свободу выбора (и в некоторых случаях свободу интерпретации). Кроме того, в Новом Завете меняется взгляд человеческую природу. Чтобы быть праведником, мало быть добрым природе: праведника делает праведником воля (стремление) к добру грешника же делает грешником воля к злу, к сознательному нарушение заповедей.
Наконец, в Новом Завете вместо Бога карающего (Яхве) появляется Бог прощающий, милующий. Он дает человеку возможность снять с себя грех, т.е. покаяться, ср. слова Иисуса Христа: Ибо я пришел призвать праведников, но грешников к покаянию (Мтф. 9:13); [после исцеления прокаженного] <...> больше не греши (первые переводы Библии на итальяский язык дают поп volere рiú рессаrе [досл. не желай больше грешить]. В Новом Завете говорится и о наказании человека за те грехи, в которых он не раскаялся: это — геенские (т.е. адские) муки. Впоследствии в католичестве и православии к христианской доктрине, идущей от Нового Завета, добавятся обряды покаяния, исповеди, а также ритуальные формулы (с некоторыми конфессиональными расхождениями).
Итак, для христианского сознания грех включает в себя целый комплекс краеугольных религиозных понятий (Бог, заповедь (нарушение заповеди), вина (перед Богом), наказание и др. В свою очередь, грех включается в толкование других понятий такой же или даже большей степени сложности (Ад, покаяние, исповедь, епитимья, индульгенция и т.д.).
До того, как перейти непосредственно к концептам и их толкованию, договоримся, что будем рассматривать прототипический грех. Это значит, что в качестве субъекта греха должен выступать только человек, а не народ. Кроме того, в разбираемых контекстах слово «грех» не должно стоять в позиции предиката, т.е. случаи типа Самоубийство — грех будут для нас пока что периферийными. Мы вернемся к ним только после того, как очертим круг тех смыслов, который образуют ядро концепта «rpex»/«peccato».
1) Толкование. Чем нас не устраивают дефиниции, которые уже существуют в русской, итальянской и других лексикографических традициях? В определениях словарей русского языка (грех как 'нарушение религиозно-нравственных предписаний') не учитывается компонент 'состояние'. Словари же итальянского, испанского, французского языков, дающие более развернутые описания, содержат, тем не менее, такие сложные понятия, как «благодать», которые сами нуждаются в пространном комментарии. От них нам придется отказаться в целях более простого и экономного описания. Компонент «Благодать» мы заменим формулой 'жить в Боге' (ср. также предложенный А. Вежбицкой компонент 'жить с Богом' в ее толковании евангельской притчи). Далее, слово 'Бог' должно вместить в себя такие компоненты — 'тот, кто не есть часть мира' (предложено А. Вежбицкой), а также 'тот, кто создал человека', 'абсолютное добро/благо'.
Для лексем «грех» / «peccato» толкование будет дано без учета их различий:
'для человека, живущего в Боге и понимающего, что действия типа А — плохие, а действия типа В — хорошие, потому что Бог определил, что А — плохо, а В — хорошо, [грех — это] совершение А и несовершение В, в результате чего человек становится виноватым перед Богом и перестает жить в Боге'.
Первое положение, которое становится очевидным при разборе этих двух лексем, может показаться парадоксальным: в их значении содержится перфект, т.е. действие и состояние в результате этого действия. Эта «двойственность» греха была знакома уж средневековым схоластам. Вслед за этим богословским разграничением в итальянском языке стали различаться peccato attuale (грех-действие) и peccato abituale (грех-состояние в результате действия); кроме того, слово colpa ('вина') в итальянском языке развило значение 'грех-состояние'.
2) Грех как действие. Расхождения между двумя концептами начинаются с того, как производятся действия (состояния и проч.), квалифицируемые как грех. Для католического сознания грех есть там, где переступают заповеди и нормы сознательно; для православного — сознательно и бессознательно.
Сознательность совершения греха в случае «peccato» подтверждается прежде всего сочетаемостью этого слова. Не случайно типичный глагол, который сочетается с существительным «peccato» (помимо более редкого «fare» ('делать'), — это «comettere», который сочетается также с существительными типа преступление (delitto) и ошибка (errore), несет отрицательную оценку и означает переступание закона или отклонение от нормы. Также «peccato» употребляется с предлогом contro (возможен и verso), обозначающим лица или предмет, в ущерб которого совершается действие, ср. i peccati contro Dio, verso (contro) il prossimo, verso (contro) se stessi [грехи, направленные против Бога, против ближнего, против самих себя]. Нельзя в этой связи не упомянуть и ряд религиозных формул, некоторые из которых давно уже перешли в поговорки — Dove поп è malizia, поп è peccato (пример из [4]) [Где нет злого умысла, нет и греха], а также Senza la volonta пé il peccato sarebbe peccato пé la virtù sarebbe virtù (Santa Caterina da Siena, пример из [4]) [Без участия воли и грех не был бы грехом, и добродетель не была бы добродетелью]. Тем самым «peccato» по своему употреблению приближается (хотя и не совпадает) к слову преступление.
Для русского православного сознания грехи совершаются сознательно и бессознательно, с участием воли и без участия воли. Напомним только формулы покаяния на церковно-славянском языке из церковного канона: Отпусти ми, недостойному, и прости <...> вольныя мои грехи и невольныя, ведомыя и неведомый. Посмотрим теперь на сочетаемость русской лексемы: «грех совершают», «творят», «в грех впадают» (этот ряд возможен и для итальянского языка). Без параллелей в итальянском языке остаются такие русские идиомы, как «ввести в грех», «привести в грех», «принять грех на душу», а также метафора, персонифицирующая грех — «Грех попутал».
Совпадают у католиков и православных самые общие типы действий, которые подводятся под понятие «грех»: это слово, дело, мысль, опущение (неделание чего-либо). В итальянском языке даже возможны предложные конструкции со всеми этими словами, ср. i peccati di opere
3) Грех как состояние в результате действия. В русском языке грех-состояние представлен выражениями типа «грех на душе / на человеке», «душа / человек в грехе», «мой грех»; в итальянском — «essere in peccato
И в итальянском языке, и в русском «rpex»/ «peccato» отягчает совесть (ит. gravare la coscienza).
И в итальянском языке, и в русском грех концептуализируется как пятно на человеке или на его душе (что в данном случае, в общем-то, одно и то же). В итальянском языке возможны выражения типа «macchiare l’anima di peccato di X» [запачкать / запятнать душу грехом + название видового греха]. Вспомним также, что и само слово Чистилище — «Purgatorio» — содержит в себе идею очищения души.
4) Многократное совершение греха. Человек, совершивший грех и находящийся в состоянии греха, может сказать о себе «грешен» или назвать себя «грешным». «Грешника» же из него делает множество грехов или нежелание отказаться от них. В этом случае в русском языке о человеке говорят, что он «погряз в грехах», «утопает в грехах», «закоснел в грехах»; есть и более мягкое выражение — За ним водится этот грех <грешок>. Итальянский язык, в свою очередь, передает состояние греховности такими выражениями, как «incallirsi nel peccato» [досл, затвердеть в грехе], «dormire nel peccato
5) Грех и идея наказания. Концепт греха будет явно неполным, если не упомянуть о наказании, которое имплицировано компонентом 'вина' в толковании этого слова. Однако, если для русского православного сознания различаются два наказания: во-первых, немедленное, при жизни, и во-вторых, после смерти, за грехи, в которых человек не раскаялся, то для итальянского католического существен только второй тип наказания — после смерти.
В русском языке для выражения идеи наказания при жизни существуют специальные предложно-падежные конструкции со значением причины — «по грехам нашим» и «за грехи наши» (аналогичная конструкция в итальянском, «per i nostri peccati, в литературном языке неупотребительна). Так, в древнерусских летописях нередко упоминаются наказания за грехи, совершаемые народом; это «мор», «глад» и др. И для современного сознания причинно-следственная цепочка «грех —> негативное событие» остается актуальной, ср. Все, что происходит сегодня — расплата за наши грехи. Господь сказал: «Нам воздается по грехам нашим». 70 лет в России был хаос — и Господь отказался от нас (Отец Валентин, настоятель храма; из газетных публикаций 1998 г.). Есть в русском языке и поговорки на ту же тему — Все на свете по грехам нашим деется (пример из [6]).
Наказание за грехи после смерти — это еще один пункт, в котором расходятся католическое и православное учение. Так, для православия существуют только Ад и адские мучения. Их можно визуально представить хотя бы по росписи западной стены церкви или — но это уже для знатоков древнерусской литературы — по апокрифу «Хождение Богородицы по мукам». В католичестве для душ, отягченных грехами, предусмотрено не одно, а два царства — Ад, Inferno, и Чистилище, Purgatorio. Визуально их можно представить хотя бы по Божественной Комедии Данте. Приведем только одну иллюстрацию. В первом круге Ада Виргилий объясняет Данте, как Минос (мифологический герой) судит души и определяет их место в Аду: он обвивает жертву хвостом, и количество кругов символизирует предназначенное ей место в Аду: Dico che quando l’anima mal nata / gli vien dinanzi, tutta si confessa; / e quel conoscitor de le peccata [4]/ vede qual loco d'inferno è da essa <... > [Я говорю, что, когда душа, на беду рожденная, / идет к нему, исповедуется во всем (доcл. исповедует всю себя), / и этот знаток грехов/ видит, какое место в Аду ей полагается] (Inf. 5:9).
Прагматическая информация, которую извлекают и католики, и православные из подобных сведений, касается того, как нужно себя вести, чтобы не оказаться в Аду: воздерживаться от греха / guardarsi di peccare, a если согрешил, то покаяться.
6) Грех и идея покаяния. Это группа глаголов почти полностью совпадает в русском и итальянском, ср. покаяться <раскаяться> в греxe / pentirsi del peccato; исповедать грех / confessare il peccato; замолить грех, искупить грех и rimettere il peccato [досл. снять с себя грех]. Бог или священник как наместник Бога на земле снимают с человека грех (по католической традиции — вину за грех), в результате чего человек начинает опять жить в Боге (т.е. иметь Благодать, если вспомнить слово, от которого мы отказались), ср. глаголы отпускать грех / assolvere il peccato и прощать грех / perdonare il peccato. He случайно и в католичестве, и в православии существует формула покаяния с глаголом простить / perdonare.
7) Грех как родовое понятие. Следующий сюжет — грех как родовое понятие — продолжает серию различий. Мы помним, что для католиков грех — это действие, совершаемое сознательно, для православных — сознательно и бессознательно. Раньше мы могли только констатировать этот факт, теперь же мы вполне сможем объяснить его. Католическое богословие, которое вобрало в себя аристотелевские традиции, тщательно разрабатывало классификацию грехов, в т.ч. основываясь и на бинарных оппозициях типа peccato mortale vs. peccato veniale [грех смертный vs. более легкий, который может быть прощен], peccato di malizia vs. peccato di fragilità [грех с злым умыслом vs. легкий] и т.д. Более того, католичество создает сотерологию — учение о спасении: соответственно, отношения человека с Богом напоминают договор, жесткий закон, а нарушение договора (или закона) — преступление. Именно поэтому классификация грехов в итальянском языке оказывается более проработанной; кроме того, в итальянском языке (особенно по сравнению с русским) количество грехов резко возрастает. Вспомним хотя бы перечень грешников в Божественной комедии Данте: к тем, кто совершает 7 смертных грехов, добавляются еще гневливые, расточительные, еретики, насильники, соблазнители, льстецы, торговцы церковными дарами, предсказатели, взяточники, фальшивомонетчики, предатели и т.д. Добавим к этому, что в католической традиции ответственность за грех частично снималась с несовершеннолетних, которые еще не сформировались настолько, чтобы вести себя адекватно закону; отсюда в итальянском peccato di gioventù
В итальянском языке видовые грехи вводятся специальной конструкцией с предлогом di: peccato di gola
Для русского православного сознания существует в явном виде только 7 смертных грехов, к которым возводятся все остальные (в т.ч. и совершаемые бессознательно). Матерью все пороков, как известно, считается гордость, и именно она ведет ко всем грехам, ср. одно из многочисленных рассуждений на эту тему: «Грех — в нежелании выйти из состояния само-тождества, из тождества «Я=Я», или, точнее, «Я!». Утверждение себя, как себя, без своего отношения к другому, — т.е. к Богу и ко всей твари... и есть коренной грех... Все частные грехи — лишь видоизменения, лишь проявления самоупорства самости». (П. А. Флоренский, Столп и утверждение истины). Следствием такой диффузности и расплывчатости понятия греха в сознании носителей русского языка как раз и становится то, что грехом могут считаться вольные и невольные, сознательные и бессознательные поступки и действия. Поэтому русский язык в отличие от итальянского идет не в сторону греха как преступления, а в сторону греха как ошибки, заблуждения. «Самое слово «грех» приравнивают к слову «огрех», так что «грешить» значит «ошибаться», «не попадать в цель», наконец, «дать мимо», «дать маху», «пропустить». Нам нет надобности решать вопрос о том, правильна ли такая этимология, ибо, по существу дела грех все равно есть «огрех», есть «дать мимо». Но мимо чего же ведет ней: грех! ... Мимо той нормы бытия, которая дана нам Истиною...» (там же).
Иными словами, православное вероучение дает верующему простор для интерпретаций там, где католическое вероучение четко дифференцирует грехи и по степени их тяжести, и по степени участия злой воли. Кстати, в русском языке определения для греха явно направлены в сторону подчеркивания его тяжести, ср. смертный (ит. mortale), большой (ит. grande), великий, есть простительный грех, но нет *легкого греха [в этом качестве употребляются неточные синонимы согрешение и прегрешение]. К сожалению, мы вынуждены оставить в стороне такие интереснейшие сюжеты, как первородный грех и грех как видовое понятие (rpex-1.2/peccato-1.2 в значении 'прелюбодеяние').
8) Грех как интерпретация / квалификация действий. Будем считать, что мы знаем о ядре концепта грех достаточно, чтобы можно было перейти к периферии этого концепта, т.е. к случаям, когда действие или поступок квалифицируются как грех и подстраиваются под тот семантический объем этого понятия, который мы только что обрисовали. Интересно, что и в этой области мы встречаемся все с теми же расхождениями. При интерпретации бытовых, нейтральных действий, например, курения, итальянец скорее скажет как Кутейкин в «Недоросле» — Несть греха в курении табака: Fumare поп è ип peccato [Курение не грех], тогда как русского будут мучить справедливые сомнения, Пить и курить — это грех? В итальянском языке только серьезные нарушения будут рассматриваться как грех, что в полной мере отражается на сочетаемости слова «peccato», ср. essere
9) Кто без греха? Последнее различие касается отношения к безгрешности. Русское православное сознание гораздо радикальнее итальянского католического в этом вопросе: без греха только один Бог; ими были Адам и Ева до грехопадения. Приведем в качестве иллюстрации только один факт: в православной литературе можно встретить недоумение по поводу Данте и даже обвинение в его адрес за то, что он знал при жизни, какое место в Раю ему будет назначено. Объясняется это тем, что в русском православном обиходе заложены идеи смирения и самоуничижения, которые не позволяют человеку думать о себе настолько хорошо.
В заключение нам хотелось бы очень бегло остановиться на народном осмыслении греха. Конечно, пословицы и поговорки в данном случае напоминают круги от камня, брошенного в воду, но и они вбирают в себя многое от обрисованных нами концептов. Среди пословиц и поговорок русского и итальянского языков обнаруживаются некоторые сходства. Они естественны там, где имеется общий источник — Библия: это примеры типа Кто без греха, первым брось на (sic!) нее камень / Chi è senza peccato, scagli la prima pietra. Более интересен случай, когда итальянский и русский языки сходятся в эстетической оценке греха — Страшна, как смертный грех / Brutta come il peccato (в итальянской поговорке нет определения «смертный», но вместо него стоит определенный артикль, передающий грех как родовое понятие); имеется аналог этой пословицы и в английском языке, ugly as sin. Еще одна параллель — о воровстве говорит и русская пословица Плохо не клади, в грех не вводи, и итальянская Arca aperta, il giusto vi pecca [(Когда) открыт ларец, праведник там (досл, в нем) согрешит (досл, грешит)].
В русских пословицах и поговорках акцент делается преимущественно на сознательном и несознательном грехе, ср. Невольный грех живет на всех, Грех да беда на кого не живет, И праведник семижды в день согрешает (есть параллель в итальянском), также в них может идти речь о наказании за грех — Все на свете по грехам нашим деется, За грехи над нами сталось [все поговорки из [6]] или о грехе и невозможности Рая — И рад бы в Рай, да грехи не пускают (о чем-либо недостижимом) и т.д. Итальянские пословицы и поговорки преимущественно связывают грех с идеей покаяния — Peccato confessato è mezzo perdonato [Исповеданный грех прощен на половину]; Peccato celato è mezzo perdonato [Скрытый грех прощен на половину] и т.д.
Десакрализация греха в итальянском языке зашла гораздо дальше, чем в русском, ср. aver fatto pochi peccati [досл, иметь совершенными мало грехов в значении 'вещь мало использовалась'], avere poco peccato [доcл. иметь мало греха в значении 'иметь мало опыта'].
1. Как известно, толкование слова только тогда может считаться вполне адекватным, когда оно способно заменить определяемое слово в большинстве контекстов. Во втором примере дефиниция из словаря Ушакова не подставляется по той причине, что нарушение не может лежать тяжким бременем на совести, это свойство вины. Определяя «грех» как 'нарушение', авторы разбираемой дефиниции не учли еще один семантический компонент — 'состояние вины в результате нарушения'.
2. Ср. явно усложненное и избыточное толкование peccato (‘грех’) в Большом словаре итальянского языка Сальваторе Батталья: Teol. ‘Errore, colpa, male morale inteso come libera e volontaria trasgressione (in pensieri, parole, opere e omissioni) della volontà di Dio espressa nella legge religiosa e in partic. nei Comandamenti, che è imputabile a chi la commette se vi è materia grave, piena avvertenza dell’illiceità e consenso deliberato, e significa rinnegamento di Dio (sia direttamente sia mediante la violazione delle relazioni naturali interumane), distruzione della personalità soprannaturale dell’uomo, cioè perdita della Grazia divina, sconvolgimento della natura; secondo la dottrina cattolica è rimesso con la confessione sacramentale e si distingue, a seconda della maggiore о minore gravità, il peccato mortale da quello veniale, il peccato attuale, cioè l’atto in sé, dal peccato abituale, cioè dallo stato in cui si trova il peccatore per la mancanza della Grazia santificante; ulteriori distinzioni sono fra i peccati interni, esterni, contro Dio, contro il prossimo, contro se stessi e fra i peccati di fragilità e di malizia‘ [4]. Подчеркнутые слова соответствуют тому минимальному набору семантических компонентов «греха», которые выделяются в рассматриваемой традиции.
3. Другое значение — ‘жить вне брака’.
4.В итальянском языке эпохи Данте форма мн. ч. существительного «peccato» (из лат. peccatum (ср. р. )) была женского рода, а не мужского, как в современном итальянском языке.
2. Wierzbicka, Anna. Semantics. Primes and universals. Oxford; N.Y., 1996. С 279-281.
3. Trésor Française. Dictionnaire de la langue du 19 et du 20 siècle. Paris., 1990.
4. Battaglia Salvatore. Grande dizionario della lingua italiana. Torino. Vol. XII. 1984.
5. Ключевые понятия Библии в тексте Нового Завета [перевод]. СПб, 1996.
6. Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1994.